— Столь теплая и искренняя реакция для меня самого была неожиданной, - говорит Виктор. – Я думал, придет народ, выпьет – закусит, побродит и всё. Нет. Весь вечер ко мне подходили люди, спрашивали. Возможно, они никогда и не интересовались искусством, но чем-то я их зацепил.

Приятно, что не было таких зрителей, которые придут, посмотрят, что нет березок нарисованных, и уйдут.

На открытии летчик был, говорят, первый чуть ли не в мире генерал-майор Харчевский. Он говорит, мол, я понимаю, что все это не просто так, что в этих работах что-то есть. Но что – не могу сказать.

Когда человек вот так настраивает себя на восприятие, он рано или поздно доберется до смысла. А Харчевский сам как художник, летает как пишет. Его «колокол» - просто фантсатика. А однозначно принять – не принять – это слишком узко и просто.

— Учиться надо. Даже не столько книжки умные читать, сколько общаться с теми, кто что-то понимает в живописи и ценит её. Это не обязательно критики или художники, хотя мы и не закрыты для общения. Чаще зрители не хотят общаться с нами. А ведь то, что для нас очевидно, для непосвященного человека кажется издевательством. Чтобы «издевательские» картинки делать, времени нужно три часа…

— А вот это самое сложное. Неопытный зритель в полотне ищет узнаваемые предметы. Но зачем воссоздавать природу, если есть фотография, наконец, художественная фотография. Нужна тебе природа – поезжай за город, подыши полной грудью: пользы и впечатлений будет намного больше, чем от перерисованной.

Гораздо интереснее на основе впечатления создать что-то свое, новое. Но это с трудом воспринимается как зрителями, так и натуралистами, настроенными чаще всего весьма воинственно.

— Да как сказать. В современном искусстве трудно выделить какое-то цельное направление. Творчество каждого художника – это своеобразный коктейль. Слава богу, у меня хватает ума, интереса и терпения, чтобы смотреть разную живопись. Понимаешь, я смотрю работы самодеятельных художников, которые в ряд выставлены около рынка. Они же меня не раздражают.

— Не согласен, это не совсем так. Есть люди, которым дан талант видеть мир другим. Пиросмани наверняка не владел академическим рисунком, но от этого он не становится хуже. И я не могу сказать, что он примитивист. Пикассо вообще решил, что Пиросмани модернистский, современный, очень сильный художник, по пластике и по образности. Человек, который всю жизнь делал какие-то вывески масляными красками на клеенке.

— Да. То есть не обязательно быть Репиным или Серовым. Рисунок может «хромать», но есть пластическое восприятие.

— Я не знаю, что такое внутреннее видение. Вокруг этого всегда критики наворачивают путаную терминологию, а говорить об этом можно проще.

— Да-да, только формулировать надо еще проще. И вдобавок набраться терпения, чтобы не ругать, а попытаться понять. Я же не буду разговаривать с человеком, далеким от живописи, используя, скажем, терминологию журнала «Флэш-арт» или другой искусствоведческой литературы. Он на меня посмотрит, задумается и отойдет. И больше не обратится к этой теме, по крайней мере, со мной больше общаться не будет. Нужно быть доступнее. Кстати, заумностью многие политики страдают. Например, Гайдар. Умный мужик, но как начнет «вышивать» что-нибудь – мама дорогая!..

— Я тоже некоторые статьи не понимаю. Что касается картин, есть вещи более стилизованные, а есть более реалистичные.

— Не знаю с чего. «Когда бы вы знали, из какого сора…». Чаще всего я не знаю, что получится. Просто в голове рождается масса образов, мыслей, зарисовок, которые оформляются в целое, ближе к завершению работы. Вот та картина, «Веер», которая тебе понравилась, началась с того, что я увидел павлиньи перья. Потом эти две головки, потом представил, как они светятся таким зелено-голубым, две девушки с зелеными лицами.

— Это не то, что ты думаешь. Просто рефлекс от перьев.

— Общение, книги, телевидение. Я очень внимательный. Я использую себя, чтобы смотреть, как сказал Анри Картье – Брессон. Одинаковых художников быть не может. Даже сиамские близнецы будут рисовать по-разному.

— Потому что разными руками рисуют. А вообще, не знаю, сколько там у них рук, я их ни разу не видел.

— Ну, сейчас нет того повышенного интереса к русским художникам, который был в первые годы перестройки. Тогда для Запада Россия была символом страны, освобождающейся от коммунизма, поэтому любые, чаще всего, невысокого уровня вещи оценивались баснословными суммами.

Сейчас все стало на свои места и оценивается уровень работ, а не национальность художника. В этом смысле все коллекционеры похожи друг на друга, разница лишь в том, что там этот круг шире, в него входят и не очень состоятельные граждане. К тому же рынок искусства существует давно, вкусы формировались на протяжении нескольких поколений, поэтому есть спрос на искусство разных направлений.

А наши люди, чаще всего, безоговорочно принимают лишь реалистические пейзажи. Они пока не достигли того уровня материального благосостояния, который позволяет не думать о хлебе насущном – на это уходят все силы. Для восприятия современных течений в живописи нужно и время, и желание. Плюс место, где все это можно увидеть. Так как в бюджете нет средств, чтобы привести в порядок единственный выставочный зал, приходится надеяться на частные галереи.

— Так она, к несчастью, единственная частная галерея в Черноземье, но, к счастью, в Липецке. Возможно, этот бизнес окупится нескоро, но хотелось бы верить, что участие, которое владельцы этого шикарного помещения принимают в судьбах липецких художников не окажется бессмысленным. И ещё надеюсь, что у нашего арт-рынка, который пока находится в зачаточном состоянии, есть будущее. Настоящее, конечно, тоже есть, но будущее, думаю, лучше.